Он не был до конца уверен в том, что делает, на что идёт, когда принимал предложение о сотрудничестве с Кроуфордом Старриком. Максвелл не знал, что Кроуфорд станет обладать поистине мощной и безграничной властью, в особенности — властью над ним и его жизнью. Ему казалось тогда, что принадлежность к тамплиером изменит его жизнь до неузнаваемости, откроет новые горизонты и возможности, даст ту свободу для реализации, о которой Максвелл всегда грезил, но на деле всё оказалось иначе, совсем иначе, в сотни раз "нет" и диаметрально наоборот, и эти представления, разбившиеся насмерть о гигантские скалы чужой мощи, разуверили Рота окончательно в каком-либо росте. Эта апатия, доходящая до безумия, давила сильнее тесного кабинета Старрика, в котором неизменно проходили их беседы — по сравнению с театром, собственность Кроуфорда Старрика казалась Максвеллу тюрьмой или закрытой клеткой, всё строго на своих местах и так, как принято этикетом, сплошные рамки и условности, так скучно, но так роскошно; так элитарно, но так пусто. С Кроуфордом было бесконечно приятно и интересно говорить, но сосуществовать с ним было невозможно. Максвелл понял это сразу, он всегда безошибочно определяет зону комфорта людей и знает, когда и с кем её можно переступать, а когда нет. С некоторыми людьми ты до последнего не рискнёшь сокращать дистанцию, а с некоторыми кинешься обниматься спустя полчаса знакомства. Для нестабильного психически человека определять подобное было не труднее, чем лягушке перепрыгнуть с камня на кувшинку. Тем более, это не трудно было сделать такому человеку, как Максвелл Рот, и дело здесь, пожалуй, даже не в том, что он являл собой прототип непредсказуемого социопата, а в том, что он был таким же, как Старрик — только безумным. Две стороны одной монеты, разные принципы, но близкое мироощущение. Максвелл не доверял людям, не подпускал к себе ближе вытянутой руки, покуда сам не хотел обратного, но даже и тогда едва ли, Максвелл знал, что такое власть и как ею пользоваться. Разница была лишь в методах и целях. Проблема только в том, что у Максвелла никогда не было цели.

Его не интересовала политика, его было всё равно на Англию и её королеву, он не был англичанином и не считал эту страну своим домом. По факту, у него и дома-то никогда не было, если говорить о координатной точке на карте, так с чего бы ему сражаться за идеалы в этой серой, сырой стране с двуличной аристократией? Рот не хочет мира, но и не хочет войны — однако он видит её, видит, как старания Кроуфорда Старрика медленно приводят его к какой-то черте, перейдя которую, он втянет в свою утопию незваных гостей, потому что в Рай, рано или поздно, захотят постучаться все. И, как бы парадоксально не звучало, Максвелл Рот был одним из первых, кто рискнул приоткрыть ворота. Но Максвелл Рот — разрушение, хаос, ребёнок, выплюнутый преисподней, скрывающий в себе все человеческие пороки и благодетели, грёбанный Люцифер или, того хуже, Иуда, наречённый Старриком одним из его архангелов. Максвелл был им. Честно, он старался, думая, что получил свой второй шанс начать жизнь сначала и забыть старые обиды и страхи, забыть о том, среди кого и где он вырос, как провёл молодые годы и откуда у него шрамы по всему телу, уродливые и шероховатые — шрамы от плетей, от ожогов, от ножевых ранений, производственные травмы из детства. Он никогда не был святым, но не желал стать демоном. Общество сотворило ещё одно чудовище, Англия сотворила ещё одного монстра, и через десяток-другой лет на улицах Лондона будет куда больше опасных людей, маньяков и психов, быть может, он и сам будет одним из них — кто знает? — жизнь зачастую делает выбор за нас и совсем не спрашивает, хотим ли мы этого. Люди — марионетки. Максвелл Рот — марионетка, управляемая человеком, что хочет подчинить себе не только Лондон, но и весь мир. И Максвелл пообещал однажды завоевать этот мир.

Вместе.

Только что-то идёт не так, в какой-то момент пути не то, чтобы расходятся — они начинают идти параллельно, соблюдая чёткую границу сфер интересов, а Максвелл не любил то, что загоняло его неординарность в рамки, но, что же это такое, в этом они тоже были похожи с лидером тамплиеров. Два лидера не могут править вместе, один всегда будет в тени, но Роту свет совсем не нужен. Он довольствуется своей тенью, в ней можно скрыть многое, а лорду Старрику совсем не обязательно о чём-то знать или догадываться. Они не вспомнят, кто первый нарушил данное другому слово, негласно разорвал контракт о сотрудничестве, переведя их в разряд управляющего и подчинённого — а ведь Максвелл когда-то считал Кроуфорда другом. Не помнят или не хотят помнить — это уже другой вопрос, на который они точно не хотят искать ответы попросту потому, что уже наплевать, какие были причины и мотивы, просто это свершилось, времена меняются, меняются люди, а власть развращает. Никто перед этим не устоит, абсолютно никто, и ни Кроуфорд, ни Максвелл не стали исключениями из правила. Просто в бизнесе всегда замешаны большие деньги, а там, где есть коммерция, не бывает дружеских отношений. Да и кому они нужны, когда за деньги можно купить всё? Когда можно купить мир и поиметь его, ты совсем не думаешь о человеческих чувствах.

Максвелл не забывает о своей прошлой жизни ни на секунду, Кроуфорд избавляется от своего по крупицам, и с каждым годом это различие становится всё заметнее. Висельник обладает удивительной способностью рисовать будущее, а тамплиер — строить его, хотя и не своими руками. Роту совсем не хочется думать о том, как быстро развернулась сеть его контактов, почему был принят в Орден Тамплиеров, откуда такие большие суммы на его счету и как один за другим в прогрессии подчинились ему, а, следовательно, Старрику, все районы Лондона. Честно говоря, Максвелл не смотрит глубже, боясь найти ответ, что за всеми успехами в итоге стоит не он, а Старрик, который объездил на нём все возможные перспективы и спрыгнул у царского престола, отряхивая дорожные пылинки с мехового пальто. Когда хочешь поиметь весь мир, будь осторожнее, чтобы не поимели тебя.

Впрочем, жаловаться Максвеллу не приходилось. Всё, о чём можно было только мечтать, было у него в достатке. Деньги, которые сыпались в карман будто по щелчку пальцев, грязные деньги, заработанные весьма нечестным способом, но Максвелл никогда не узнавал, откуда они берутся — ему щедро платили, он качественно выполнял свою работу и вкладывал заработанное в то дело, которое определил для себя выгодным и необходимым. Мечта детства, возведённая на руинах сгоревшего театра в районе Стрэнда, поражает роскошью и величием, толпа уже давно жаждет премьеры, проходя мимо и задаваясь вопросом, каким же представлением удивит их хозяин, хотя многие другие уверены, что неизвестный доселе и богатый человек заработал деньги весьма нечестно, но Роту наплевать, потому как он знает, что эти завистливые комментарии поступают от людей, далёких от духовной жизни, а такие всегда привлекали его внимание меньше всего. В большинстве своём люди, которые помнят прошлый театр, сгоревший почти дотла, сожалеют о потере культурного памятника, но Максвелл — меценат и деятель, который вкладывается в полезное дело. И совсем не нужно знать им о том, что сфера развлечений всегда, на протяжении существования человечества, является прикрытием для преступной деятельности. Все эти рестораны, кабаре, многие джентльменские клубы, театры — культурная сторона вещей всегда двойственная, главное лишь уметь провести границу с пошлостью. В этом у Максвелла не было проблем, он презирал пошлость во всех её проявлениях, будь то безвкусная одежда, или же выставление отношений и души напоказ. Какие бы демоны не терзали разум, человек должен вести себя достойно — впрочем, понятия о духовности и морали, они у всех разные.

Роту, например, всегда казалось, что война и бои — не женское дело, но своё мнение он привык держать при себе, принимая чужие правила. Он был лишь тем, кого нанимают для какой-то работы, он был лучшим боксёром во всём Лондоне, а, может, и Англии, и вопросы из разряда почему он, Рота не посещали. Он просто знал, что тренирует грёбанных цепных псов, не делая им в жопу прививку от бешенства, и получает тем самым безграничный контроль над Лондоном. Когда как его жизнь бесконтрольно подчинена Кроуфорду Старрику. Деньги решают, и чем их больше, тем меньше у тебя свободы — Максвелл осознал эту истину, когда стало слишком поздно, когда путь к отступлению был отрезан, нарвавшись на пограничный контроль в виде тамплиерского креста. Он больше не был сам по себе, но был автономной единицей — хотя бы этот статус Рот за собой сохранял, но едва ли ему этого было достаточно. Во всех решениях он должен был давать отчёт лично Старрику и выполнять приказы. Ему по-прежнему хорошо платили, а он хорошо платил своим актёрам и главарям банд, за что и пользовался авторитетом, и был бесконечно безропотен в руках Кроуфорда Старрика, крепко держащего его за верёвки, поддерживающие далеко не руки — шею. Шею Висельника. До чего смешная и грубая ирония. И сегодня одна из верёвок крепко затянулась на глотке, ставя перед фактом в пустом кабинете Старрика. 

— Девчонка? — мысль проносится в голове шальной пулей, вышибая мозги, на самом деле. Максвелл никак не ожидал, что Старрик подсунет ему девчонку для тренировок, Рот лично знал всех отъявленных девиц Лондона, которые бы подошли для команды Великого магистра, и таковых не оставалось. Да и районы подчинены все до единого, зачем же Кроуфорду понадобилось обучать кого-то ещё? Он мог попросить любого из лидеров банд висельников натренировать бойца, но обратился к нему, Максвеллу Роту, главе организованной преступности всего Лондона. Прямо в театре на Стрэнде, его основной резиденции. Рот замирает на мгновение в удивлении, читающимся на лице вполне откровенно, и это так контрастно по сравнению с вечной холодностью Старрика, что теряешься поначалу, сталкиваясь с подобным. Рот не может понять систему, схему — что там в голове у этого Лорда Старрика? Ведь семь районов контролируют лишь трое мужчин в пропорции с четырьмя женщинами. Зачем?

— Лилла Грейвс, Октавия Пламб, Эдит Свайнбурн, Чертовка Нора и теперь эта... Люси? Почему девушки, Кроуфорд? — задаёт вопрос Максвелл, через стол приближаясь корпусом к собеседнику, в надежде понять логическую цепочку Старрика. Нарушает личное пространство и смотрит прямо в глаза. —Больной ублюдок без тормозов. — Подсказывает сознание, и он не сдерживает усмешки в ответ на свои мысли, заставляя Кроуфорда опешить. И также неожиданно, не дожидаясь ответа, возвращается в прежнее положение, закидывая ногу на ногу и почти манерно скрещивая руки на колене. Кроуфорд даёт ответ, а Максвелл на мгновение щурит глаза, обещая проверить теорию, но не соглашаясь сразу. 

Альгамбра пустеет в считанные секунды, повинуясь управляющему. Максвелл Рот опрокидывает с ноги мешающиеся стулья и отшвыривает со сцены забытые цветы. Хозяина лучше не беспокоить, когда ему нужно побыть одному, перевести дух и прийти в норму, хотя это понятие в его словаре, пожалуй, что отсутствует. Просто он зол, раздражён и взвинчен до предела, мысленно посылает к чертям Старрика с его приказами и поручениями, а через пару мгновений остывает, когда израсходует все негативные эмоции. Он выдрессировал семерых верных псов, которые слушают все приказы его и Старрика, так чего ещё этому Магистру нужно? Какая, к дьяволу, девка, и для чего?

— В Лондоне порядка тридцати наёмников, так для чего направлять её ко мне, Стивен? — уже спокойно спрашивает Максвелл, обращая взгляд на слугу. Он, вообще, здесь для мебели больше, чем для диалогов, и Стивен привык к устным монологам чокнутого хозяина, поэтому по привычке пожимает плечами, подбирая ответ и озвучивает правду. Просто Максвелл Рот — лучший. Так для чего нанимать лучшего бойца, чтобы тренировать неопытную девчонку и оставлять для себя? И Максвелл растягивает губы в ухмылке, понимая, кажется, почему. Он, наконец, понимает, чего хочет от него Старрик. Через неделю он встречает гостей в театре, уладив все дела и подготовившись к встрече.

— Друг мой, рад снова видеть вас в Альгамбре! — Дружелюбно гаркает Максвелл, разводя руки в стороны в символичном жесте объятий. Конечно, никто никого обнимать не собирается, и Максвелл опускает руки, протягивая лишь одну для рукопожатия, в пару коротких шагов меняет свою позицию и становится по правое плечо от Старрика, устремляя свой взгляд на гостью и... Замирает в выражении полного недоумения и комизма, театрально сводя брови на переносице, и возвращается к привычному выражению скучной повседневности с хитрым прищуром. — Мисс Торн, полагаю? Приветствую. Меня зовут Максвелл Рот, — он протягивает к ней руку, пожимая, нагло игнорируя факт, что подаёт свою она тыльной стороной ладони кверху. Оглядывает её с ног до головы откровенно изучающим взглядом и улыбается уголком губ. — Мистер Старрик, я и представить не мог... что вы приведёте столь трепетное создание. Мисс, разве вам не сообщили, что вы идёте в театр не ради представления? — Обескураживающий, бестактный вопрос без прелюдий, Максвелл обходит её по кругу, рукой касаясь волос и поправляя пряди, слушает ответ на свой вопрос и останавливается напротив неё, оставляя Старрика позади, и устанавливает близкий зрительный контакт, переставая моргать: — Тогда почему на вас это девчачье платье, в которым вы не сможете даже наклониться? — довольно резко выдаёт новый вопрос Максвелл, но в следующую секунду смягчается, понимая, конечно же, всю глупость ситуации: Рот в который раз отмечает, насколько Кроуфорд Старрик жестокий по отношению к людям, и его взгляд на секунду сменяется сожалением, которое он демонстрирует мисс Торн. Тем не менее, он ждёт от неё достойной реакции. Ну же, девочка, удиви его.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2kf2Q.gif[/AVA][nic]Maxwell Roth[/nic] [sgn][/sgn]